Президентские выборы в Туркменистане: в Ашхабаде все спокойно. Пока
Гурбангулы Бердымухамедов по итогам выборов 12 февраля 2017 года переизбран президентом Туркменистана. Явка, согласно официальным данным, составила 97,27%, за наследника Сапармурада Ниязова (Сердара Туркменбаши) было отдано 97,69% голосов.
Все предсказуемо, никто ничего иного и не ожидал. Приятно, когда в нынешнем мире, который явно куда-то летит, кувыркаясь вверх тормашками, обнаруживается что-то мало-мальски неизменное и надежное. Постоянная Планка, британская монархия, швейцарский франк, президент Туркменистана…
Или о неизменности туркменской власти говорить уже не приходится?
Пятерка плюс вездесущая единица
За десять лет правления Бердымухамедова Туркменистан стал настоящей terra incognita и для России, и для остального мира. Страна практически исчезла из открытого медиа-пространства, о реальной ситуации в ней поступает минимум информации, особенно содержательной. Для Запада Туркменистан — государство с диктаторским режимом, который продает практически весь добываемый газ (по доказанным запасам которого занимает 4-е место в мире) Китаю. Ну, а где такой режим — там, разумеется, богатство «верхов», нищета «низов», разгул коррупции, подавление свобод, преследование инакомыслящих и так далее, и тому подобное, по списку.
Для России Туркменистан, несмотря на отказ «Газпрома» от гарантированных закупок туркменского газа, — важный региональный политический партнер, взаимодействие с которым необходимо как для обеспечения безопасности в Центральной Азии, так и для урегулирования статуса Каспийского моря, развития отношений с Пекином, Тегераном и Кабулом.
Когда США при президенте Бараке Обаме и госсекретаре Джоне Керри выдвинули дипломатическую инициативу «С5+1», отказываться от участия в Ашхабаде не стали. Министр иностранных дел республики Рашид Мередов (кстати, занимает свой пост с 2001 года) 1 ноября 2015 года, как и четверо его коллег из других центральноазиатских государств, принял участие в первой встрече «С5+1» в Самарканде, а 3 августа 2016 года — в вашингтонской встрече данного политического формата. Но, судя по всему, до подписания каких-либо обязывающих документов, имеющих реальное значение для всех участников, и для Туркменистана в частности, дело так и не дошло.
Читайте также: Угроза от «террориста»: Трампа склоняют к официальной версии теракта 9/11
«С5+1», видимо, постигнет та же судьба, что и два куда более «распиаренных» проекта международных соглашений времен Обамы: Транстихоокеанское и Трансатлантическое торговые партнерства. Только его похороны пройдут безо всякого шума в масс-медиа, как будто и не было ничего.
Без исламистов и пантюрков
Стоит добавить, что США в первой половине 2000-х годов использовали военный аэродром Мары в качестве дополнительной транзитной базы для авиационной логистики с Афганистаном, но после смерти Туркменбаши эта практика сошла на нет (куда боле выгодным вариантом оказался киргизский Манас). И, хотя Туркменистан формально не состоит ни в ШОС, ни в ОДКБ, рассматривать его как потенциальную «точку опоры» для Вашингтона в центральноазиатском регионе, видимо, не стоит — слишком велико сегодня здесь влияние Ирана, Китая и России (именно в такой последовательности).
Да и степень заинтересованности 45-го президента США Дональда Трампа в гарантированном транспортном доступе к Афганистану, по сравнению с его непосредственными предшественниками, рассматривавшими данную возможность едва ли не как главный приз своей глобальной агрессии, похоже, будет намного меньшей.
Отдельной строкой следует выделить и отношения между Туркменистаном и Турцией. Долгое время в Анкаре господствовала концепция пантюркизма, в рамках которой Туркмения рассматривается как историческая родина, своего рода «сердце» всех тюркских этносов. По отношению к России концепция пантюркизма может считаться агрессивной, поскольку затрагивает не только тюркские этносы государств Закавказья и Центральной Азии, включая собственно туркмен, но также тюркские этносы в составе РФ: татар, башкир, якутов и др. (всего — до 12 млн человек). Следует отдать должное руководителям Туркмении: как бывшему, так и действующему, — при всем их национализме, к идеям пантюркизма они относились достаточно настороженно и прохладно, прекрасно понимая, чем это им грозит и внутри страны, и на международной арене.
Сегодня в Анкаре, особенно — после известных событий июля 2016 года, больше склоняются не к пантюркистской, а к неоосманской парадигме, предусматривающей не столько «восточный», сколько «южный» вектор своей внешней политики. Но понятно, что в любой момент все там может измениться — и присутствие в Ашхабаде авторитарного националистического лидера, а не «харизматика»-пантюркиста, можно рассматривать как своего рода «стопор» для подобных изменений и для «тюркской дуги», и для самой Турции.
В еще большей мере это справедливо с точки зрения противодействия радикальным квази-исламским учениям, крепко связанным со структурами типа «Аль-Каиды» или «Исламского государства» (террористические организации, запрещенные в РФ). Светский лидер Туркменистана — в любом случае, каким бы «авторитарным» его ни выставляли, намного более приемлемый и «гуманитарный» вариант, чем бородачи-головорезы из «ИГ».
Так что, при всех плюсах и минусах Гурбангулы Бердымухамедова непосредственно для России, в целом мы можем поздравить себя с его переизбранием. В Ашхабаде пока действительно все спокойно.