Михаил Ремизов об угрозах для России в 2017-м: Донбасс может полыхнуть
Резкое обострение во второй половине декабря 2016 года ситуации в Донбассе, вызванное попыткой наступления ВСУ в районе так называемой Светлодарской дуги, в очередной раз напомнило гражданам России, что Украина — это зона риска, а минские соглашения — тот самый «пациент», который «скорее мертв, чем жив». Лишним доводом в пользу того, что в Москве считают именно так, послужило решение российского суда о признании украинских событий февраля 2014 года государственным переворотом. Иными словами, Россия на своем внутреннем пространстве де-факто объявила действующее ныне украинское правительство нелегитимным. Вполне вероятно, что все вместе эти события способны заметно подогреть и без того непрекращающийся вооруженный конфликт на юго-востоке Украины.
Риски тут, риски там
29 декабря президент России Владимир Путин распорядился сократить российское военное присутствие в Сирии, второй раз за сирийскую кампанию, если вспомнить приказ Верховного главнокомандующего ВС РФ от 14 марта 2016 года. Очередное сокращение военного присутствия России в Сирии совпало по времени с сообщением о далеко не первом «всеобщем прекращении огня» во все той же Сирии. Получится ли на сей раз у РФ действительно запустить процесс мирного урегулирования сирийского конфликта? Хочется верить, что да. Каждый новый день сирийской кампании не только укрепляет позиции России на Ближнем Востоке, но и умножает риск потерь среди личного состава российского военного контингента.
Тогда же, 29 декабря США ввели новые санкции против России. На этот раз якобы в связи с «российскими кибератаками». Этого, впрочем, американцам показалось мало. Появилась информация о том, власти США приняли решение выслать из страны 35 российских дипломатов, попутно закрыв диппредставительства России в Мэриленде и Нью-Йорке. Налицо стремление американского президента Барака Обамы максимально осложнить своему преемнику Дональду Трампу любые действия по нормализации российско-американских отношений. Возникает риск того, что Обама на этом не остановится и до момента инаугурации Трампа предпримет еще несколько попыток окончательно похоронить любую вероятность сближения Вашингтона и Москвы в 2017 году.
Риски тут, риски там… Российское государство движется между ними осторожно, как сапер по минному полю. Собственно, в этом, в способности избегать наибольших опасностей, и заключается секрет правильной государственной политики. Но для того, чтобы не наступить, куда не следует, хорошо бы знать заранее, где опасно, где «заминировано»…
Риски уходящего года нам знакомы и понятны. Но какие потенциальные угрозы могут поджидать Россию в году грядущем? За ответом на этот вопрос Федеральное агентство новостей обратилось к Михаилу Ремизову, известному российскому политологу и президенту Института национальной стратегии.
Сирия и джихадисты
— Михаил Витальевич, какие сейчас, в конце 2016 года, вам видятся основные угрозы для России в следующем году?
— Не могу сказать, что они сильно отличаются от того, что можно было бы назвать в конце 2015 года. На первом месте остаются Сирия и Украина.
Группа рисков № 1 — сирийская. Напомню, мы вовлечены в войну в Сирии, где против нас играют довольно сильные противники — государственные и негосударственные. Они способны действовать ассиметрично, например организуя теракты. Региональные оппоненты России, такие, как монархии Персидского залива, имеют развитую инфраструктуру влияния, в том числе и на российской территории. Риск увеличения жертв в Сирии тоже нельзя списывать со счетов. Особенно, с учетом возможности получения повстанческими группировками в Сирии ПЗРК. К этому следует добавить политические риски, связанные со срывом мирного урегулирования и, как следствие, увязанием России в конфликте.
Сейчас Москва предпринимает все усилия для того, чтобы совместно с Ираном и Турцией сложить какую-то конфигурацию политического урегулирования, которая позволила бы сократить российское участие в конфликте, найти через какое-то время для нашей страны хорошую стратегию выхода из войны. Конечно, к этому нужно стремиться, но на этом пути Россию подстерегает много военных и политических рисков. Поскольку партнерами России выступают Турция и Иран, имеющие собственное видение сирийской ситуации, урегулирование противоречий между Москвой, Анкарой и Тегераном обещает быть очень сложным.
Еще одна группа рисков, примыкающая к сирийской, связана с нашим внутренним исламизмом. Поучаствовав в джихадистском движении за границей, наши граждане возвращаются с соответствующими идеями домой. Часть этих лиц по возвращении задерживается и получает сроки тюремного заключения — 2, 3, 4 года, редко больше. Как правило, такое наказание задержанных не страшит. Они умудряются даже там, в тюрьмах, формировать местные джамааты, тем самым превращая места лишения свободы в кузницы исламистов. Потом эти люди выходят на волю и становятся подготовленным, обладающим внешними связями, боевым активом, вокруг которого в России станет формироваться исламистская антисистема.
— Судя по регулярно появляющимся сообщениям о ликвидации в России очередных ячеек ИГ («Исламское государство», ИГИЛ, арабское — ДАИШ; террористическая организация запрещена Верховным судом РФ. — Прим. ФАН), правоохранители об упомянутой вами проблеме знают.
— С оглядкой на исторический опыт, это не должно нас успокаивать. Приведу в пример партию большевиков. О них все знали, все они были по 10 раз в ссылках и в местах заключения. Несмотря на это, в итоге именно большевики сформировали костяк той силы, которая сыграла решающую роль в формировании новой политической реальности. Таким образом, джихадистский актив, даже будучи взятым на карандаш правоохранителями, вполне остается в числе потенциальных рисков.
Затянувшийся конфликт
Группа рисков № 2 — украинская. Я думаю, что грядущие изменения в Вашингтоне могут побудить Киев и их покровителей среди западных элит — американских и европейских — пойти ва-банк, чтобы заблокировать диалог России с новой администрацией. Ведь если новая администрация Белого дома будет действовать как бы с чистого листа, имея увязший в трясине процесс урегулирования ситуации на Украине, это предоставит Трампу значительную свободу рук. Если же новой администрации придется действовать в условиях реагирования на кризисную ситуацию, на которую Трамп как мужчина, претендующий на демонстрацию лидерских качеств, может захотеть среагировать достаточно жестко или, может быть, будет бояться потерять лицо, это будет совершенно другая ситуация. Мне кажется, что имеется достаточно много сил, которые постараются реализовать именно второй сценарий. Обратите внимание, нечто похожее уже начинает происходить в Донбассе. Последующая цепная реакция, и эскалации конфликта не исключаются…
Говоря о Донбассе, не следует заниматься самообманом, считая, что хуже сложившегося там на данный момент статус-кво уже ничего не будет. Поскольку ситуация до сих пор не разрешилась, нельзя утверждать, что мы достигли дна в конфликте. У нас нет представления о том, на каких условиях конфликт разрешится. Мы не знаем, на что нам еще придется пойти ради исчерпания конфликта. Возможно, нам предстоит еще больше поссориться, а только потом уже всерьез начинать говорить о мире.
В отличие от того же Приднестровья, Донбасс — вовсе не замороженный, а какой-то увязший конфликт. Конфликт, который вполне может в 2017 году актуализироваться и стать неблагоприятным катализатором для наших отношений с европейцами и новой американской администрацией. Поскольку запрос на это у многих есть, я почти уверен, что в Донбассе в 2017 году полыхнет.
Разумеется, групп потенциальных рисков для России в 2017 году намного больше, чем сирийская и украинская. Но в нашем положении на первое место следует ставить именно военно-политические риски. Остальные риски, экономические, социальные, — это длинные тренды, в основном неблагоприятные, но не несущие столь острой угрозы.
Почему ЕС будет не до России
— При упоминании внешнеполитических проблем России у нас по понятным причинам принято традиционно фокусироваться на Сирии, Украине и отношениях с Соединенными Штатами. В результате проблематика отношений России с ЕС остается как бы за кадром. Между тем Евросоюз в лице, прежде всего, Германии довольно последовательно воплощает в жизнь антироссийскую политику. Некоторые российские спикеры даже поговаривают, что канцлер Ангела Меркель пытается построить новый рейх. Исходя из этого, видите ли вы в грядущем году какие-либо угрозы для России со стороны ЕС?
— Мы наблюдаем попытку Германии консолидировать Центральную и Восточную Европу вокруг себя, используя в качестве составной части этой концепции лидерства элемент антироссийского сдерживания. Это возвращение к стратегии срединной Европы, которая является одной из опций германской геополитики. Таким образом, перед нами следствие германской модели лидерства с опорой на Центральную и Восточную Европу. Думаю, что этот алгоритм не изменится в 2017 году.
— Неужели в ЕС не найдется страны, которая захочет в грядущем году протянуть России руку дружбы?
— Ожидается, что страной, которая возьмет на себя инициативу восстановления отношений с Россией, станет Франция. Этому будет способствовать и смена власти после президентских выборов, назначенных на весну 2017 года, и то, что Франция больше всех других стран ЕС была вовлечена в российские стратегические отрасли. Последний нюанс возник еще в советские времена, а в постсоветские он лишь укрепился. Космос, ядерная энергетика, французские комплектующие для российского ВПК — в общем, в наши стратегические отрасли Франция была вовлечена больше, чем немцы, и больше, чем кто-либо еще. Добавим сюда еще исторические традиции взаимной российско-французской симпатии.
При всем при том я бы не стал возлагать на Францию чересчур много надежд. Все-таки мы должны помнить, что отношения России и ЕС «заминированы» в Донбассе, и это является основным фактором на европейском направлении. Неважно, кто в Европе захочет протянуть руку России. Само существование затянувшегося конфликта на юго-востоке Украины в любой момент способно торпедировать любые усилия по нормализации отношений.
Возвращаясь к вашему вопросу, отмечу, что каких-то серьезных угроз со стороны ЕС в 2017 году я не вижу. Фигурально выражаясь, в грядущем году Евросоюз будет очень серьезно занят собой. Он переживает период внутренней трансформации, он будет отвечать на вызовы собственной устойчивости, вырабатывать оптимальный сценарий выхода Британии. ЕС придется искать компромисс между национальными государствами и регионами, которые хотят больше самостоятельности, а иногда и независимости. Словом, в ЕС будет происходить процесс внутренней перестройки, в ходе которого вопросы экспансии отойдут на второй план.
Российского Майдана не будет
— В продолжение разговора давайте попробуем коснуться рисков не внешнеполитических, а внутриполитических. Судя по публикациям в СМИ, некоторые российские и иностранные аналитики допускают, что Россию могут поджидать некие кризисные моменты, связанные с преддверием президентских выборов. Ваше мнение, может такое произойти в России в следующем году?
— Пока в контексте президентских выборов я вижу не ситуацию угроз, а ситуацию неопределенности. Неопределенности с повесткой кампании, неопределенности с основным кандидатом. Эта неопределенность создает некоторые шансы на внутриэлитные конфликты. Однако на протяжении минувших лет мы видели, что власть после 2011–2012 годов эту тему, связанную с внутриэлитными конфликтами — и на федеральном уровне, и в регионах, — отслеживает очень трепетно. Мне не кажется, что эти конфликты выйдут за какие-то красные флажки и примут угрожающий масштаб. Наша система способна с этим справиться, если не будет каких-то форс-мажорных ситуаций.
— Что вы подразумеваете под форс-мажорными обстоятельствами?
— Например, внешнеполитические ситуации, спроецированные на Россию. Понятно, что если случится серьезная эскалация конфликта на Украине или обозначится неблагоприятный сценарий развития событий в Сирии, это породит определенные внутриполитические риски. Применительно к участию России в сирийской кампании отмечу, что наше общество по достоинству оценило способность к проекции силы. Это действительно важно, как некий пример успешных действий российской армии, флота и оборонной промышленности. Но война в Сирии для некоторых наших граждан все же остается какой-то такой стратегической игрой…
— В определенных российских кругах весьма популярен алармистский тезис о том, что «если мы не досмотрим, в России случится Майдан». Исходя из ваших предыдущих слов, у меня возникло ощущение, что вы не видите риска возникновения чего-то подобного в России в 2017-м?
— Важным условием майданного сценария является институциализированный раскол элиты и наличие жесткой оппозиции в публичном официальном поле. Без этого майданный сценарий не срабатывает, что подтвердили события 2011 года на Болотной площади, которые можно охарактеризовать как «недомайдан». На данный момент у нас просто нет в наличие всех компонентов для такого потенциального взрыва, как Майдан. Российское либеральное медиалобби на жесткую оппозицию никак не тянет. Поэтому мне не кажется, что в ближайшее время, в ближайший год, как минимум, российский Майдан — это то, чего не нужно опасаться.