Два советских подхода к городу будущего: субурбия и коммуна
Постсоветский урбанизм продолжает практики позднего СССР: строительство высотных, плотных микрорайнов. Между тем, в раннем СССР предлагались другие пути урбанизации. Первый — по проектам Охитовича: дезурбанизация — малоэтажные, на десятки километров пригороды (по принципу нынешних американских субурбий). Второй — по проектам Сабсовича: многоэтажные дома-коммуны, с минимумом личного пространства, где даже семейные пары должны были сношаться в кабинках.
Постсоветский урбанизм продолжает самые уродливые практики СССР. Крупные города застраиваются плотными микрорайонами, с большой удалённостью от мест работы и досуга. Малые же города обречены на полное умирание — никакой стратегии их развития у правительства нет.
Блог Толкователя уже писал, какое будущее ожидает московскую агломерацию: её рост с нынешних 20-23 млн. человек до 30-35 млн. В радиусе 30-40 км от МКАД в течение 15-20 лет все пригодные для строительства территории (а это 80-85% пространств) застроят многоэтажными кварталами.
Между тем, в раннем СССР существовали прогрессивные (для того времени, а некоторые варианты — даже и для нынешнего) проекты урбанизации. Условно из можно свести к двум проектам. Кратко о них.
Одна из этих теорий — самая прогрессивная и самая актуальная даже для XXI века — принадлежала Михаилу Охитовичу (в 1937 году он был расстрелян как троцкист). Основной её принцип — дезурбанизация, т.е. расселение городов в местности. Второй принцип — все общественные постройки проектировать небольшими по размеру и количеству вмещаемых людей. И третий принцип предполагал мобильность дома, т.е. проектирование дома таким образом, чтобы его можно было легко разобрать и построить в другом месте.
Многие проекты 1920-х — начала 1930-х были основаны именно на дезурбанистической теории Охитовича, в том числе проект «Зелёного города» Барща и Гинзбурга, который предполагал ленточное жилое строительство. Жилая лента по проекту была расположена вдоль железных и автомобильных дорог, но вглубь на 200 метров от них. Остановки общественного транспорта проектировались в пешей доступности от жилья. Жилая площадь ячейки имела площадь 12 кв. м (включая лестницу, уборную, душевую), двухстороннюю освещаемость и сквозное проветривание. Каждому взрослому члену семьи отводилась отдельная комната: «Пусть муж и жена живут рядом в двух смежных ячейках. Между ними дверь, через которую они могут общаться. Но наличие отдельного входа в каждую из этих двух ячеек гарантирует то, что они могут и не общаться, если этого не захотят». Таким образом, семья из 3-х человек имела минимум 48 кв. м общей площади (три жилых комнаты по 12 метров, плюс ванная, душ, коридор и кухня — в 1920-е даже в США такую площадь жилья могли позволить себе немногие).
«Детовоспитание», учёба, культура — всё это было расположено в проекте по противоположную сторону от дороги. Ближе всего к жилому массиву располагались ясли и детские учреждения, дальше от дороги — культурные учреждения взрослых. Школы проектировались небольшими -по 150 человек, а ясли — по 15 человек. Каждая школа имела специализацию, и ребенок должен был отучиться в нескольких школах для полноценного образования. В проекте отмечалось, что при детских заведениях есть помещения для общения с взрослыми.
В пояснительной записке к расселению при Магнитогорском химико-металлургическом комбинате можно видеть приблизительно такой же «ленточный» тип расселения: жилые дома, построенные из стекла и дерева, размещены в шахматном порядке, тянутся на протяжении 23 км в виде прямой линии. Детский сектор, включающий в себя ясли, детский сад, площадку для игр, бассейн, находится в зелёной зоне между двумя жилыми комплексами. Здания общественного порядка, стадионы, спортивные площадки, а также парки, зоологические и ботанические сады располагаются по обе стороны жилья на всём протяжении города.
Второй принцип расселения предложил архитектор Леонид Сабсович. Он имел три отличия: 1) город должен был быть размером не более 40 тысяч населения; 2) город пространственно должен был состоять из «громадных домов-коммун»; 3) в городе предполагалось полное обобществление всех функций; в том числе воспитание детей внутри коммуны или группы коммун. Сабсович допускал на переходный период совместное проживание ребёнка с матерью: «Если женщина захочет держать детей при себе, ей может быть отведена соседняя комната, хотя это, несомненно, не рационально и может иметь место лишь как самое кратковременное явление».
Ещё дальше пошла, развивая идеи Сабсовича, бригада архитекторов «Объединения современной архитектуры» (ОСА). Она в конце 1920-х представила проект, где основой организации города служили дома, предназначенные только для сна, так называемые «комбинаты сна». Культура и общественная жизнь должны были протекать в парковой зоне и представлять собой «новый вид дифференцированного коллективного жилья». Детская зона была перекинута по другую сторону зоны общественно-культурной жизни взрослых. Здесь были расположены школьные городки с лабораториями-мастерскими и детскими комнатами для самостоятельных занятий подростков. Дети по проекту должны были жить отдельно, под воспитанием специально обученного персонала.
Пожалуй, самым же радикальным был проект архитектора В.Кузьмина. Он считал, что идея домов-коммун не доведена до конца, что стране не нужны «переходные» формы быта и жилья. В своем проекте он свёл жизнь человека к выполнению физиологических функций и удовлетворению потребностей. Так, жилая комната была предназначена только для сна: «взрослые коммунары спят группами по 6 человек и по двое (прежние муж и жена)», питание предполагалось только в столовых, половая жизнь: «в спаренных кабинках по обоюдному желанию». Жизнь детей, с младенчества и до 18 лет, должна была протекать отдельно от жизни взрослых — в детском коллективе.
На практике сталинская власть реализовала именно самый радикальный проект архитектора В.Кузьмина (практически, воплощённый ран троцкистов того времени). Начиная с 1930-х, страна стала полниться бараками, землянками, коммуналками и пр. типом жилья, вводившим в оторопь цивилизованного человека. Крайней формой такого «общежития» стали исправительные лагеря. Для детей же появлялись коммуны, пионерские лагеря, коммуны, интернаты и пр. заведения, где их жизнь протекала без родителей.
Сегодня же градостроительная политика представляет собой дикую смесь всех трёх ранне-советских проектов: Охитовича, Сабсовича и Кузьмина. В жилые кварталы вдалеке от места работы люди приезжают только спать. Жилые площади квартир там небольшие, дети ходят на продлёнку или предоставлены сами себе. Уровень доверия людей друг другу в таких «муравейниках» ничтожен — на уровне 1% или чуть выше.
Мнение автора статьи может не совпадать с мнением редакции