Несостоявшееся благородство
Во вторник истекает пятидневный срок, в течение которого киевский мэр Виталий Кличко имел право налагать вето на решения Киеврады, принятые 1 июня. В том числе и о переименовании проспекта Ватутина в проспект Шухевича
О том, как поступил градоначальник неизвестно. Но ранее всем своим поведением он доказывал, что такого вето быть не может. Со всеми решениями о переименовании Кличко до сих пор неизменно соглашался. А нынешнее, конечно, самое позорное, но полностью в русле предыдущих.
А ведь наверно много было бы иначе, если б в первый день лета сын командующего УПА нынешний депутат Верховной Рады Роман Шухевич, пришедший на заседание Киеврады, не благодарил депутатов, не говорил, что «столица избавилась от очередного родимого пятна большевизма», а вышел бы до голосования на трибуну и произнес бы примерно такую речь: «Я чту память своего отца и всех вояков УПА. Но я не хочу делить Украину. Роман Шухевич заслуживает проспекта в Киеве, но не вместо генерала Ватутиным, а наряду с ним. Поэтому пусть проспект Ватутина сохранит прежнее имя. Тем более, что это имя не подпадает под закон о декоммунизации, ибо генерал не занимал соответствующих партийных и государственных постов. Я бы солгал, если б сказал, что являюсь почитателем полководца, изгнавшего нацистов из Киева. Но у него есть миллионы своих искренних почитателей, и я должен уважать их чувства. Ибо примирение между украинцами, воевавшими под разными знаменами, надо не только провозглашать. Его надо прежде всего достигать на деле. И отказываясь от почестей своему отцу в ущерб Ватутину, я хочу первым сделать шаг к примирению, которого не хватает нам. Я думаю, Роман Шухевич это тоже бы одобрил. Я не верю, что в ответ на этот шаг в другом лагере будут чтить моего отца. Но я надеюсь, что там перестанут слепо доверять мифам о нем. Он не был эсэсовцем, не был военным преступником. Он воевал за Украину».
На мой взгляд выступление в таком духе стало бы для многих и наилучшей агитацией в пользу задекларированной властью идеи превращения Дня Победы в день памяти и примирения, и наилучшим способом создания позитивного имиджа самого Романа Шухевича. Ведь во-первых, немало людей все-таки способно поддаваться пропаганде в силу своего конформизма, надо только чтобы пропаганда была умной и человечной. Во-вторых, в истории и Великой Отечественной войны, и тем более всего советского прошлого немало неоднозначных страниц, о которых люди знают не от института Вятровича, а по семейным преданиям. В-третьих, в биографии Романа Шухевича немало белых пятен. Так за подразделениями абвера и шуцманшафта, где он служил, тянется шлейф обвинений в военных преступлениях, однако не появлялось убедительных доказательств его личной причастности к ним. А красивый жест Шухевича-сына был бы куда доступнее всех исторических изысканий и бросил бы красивый отблеск и на личность и на дело его отца. Этот отблеск, маскируя мрачное прошлое, стал бы частью нового мифа об УПА, в чьей реальной истории нет примеров благородного отношения к противнику вроде спасения наполеоновскими солдатами раненого русского кавалергарда под Аустерлицем (реальный факт, описанный в «Войне и мире»).
Именно красивых жестов всегда не хватало украинской пропаганде направленной на переписывание истории. И те, кто может и согласились бы с идеей «памяти и примирения», противятся ей потому, что инстинкт чуток к интонациям и подтексту и подсказывает: этой власти не нужно никакое примирение, ей нужно только отсутствие Дня победы.
Но если б Шухевич совершил столь благородный жест, это было б выгодно не только для задекларированной идеи переформатирования праздника. Это было б выгодно и Радикальной партии, по чьему списку избран депутат. Ведь сам Олег Ляшко 9 мая встречался с ветеранами, пел с ними «Журавли» и как говорит партийный сайт, утверждал, что «попытки отменить праздник Великой Победы не от большого ума».
Наконец, такой жест, оценили бы и избиратели, далекие от страстей вокруг исторического прошлого. Ведь людям нравится, когда представители власти вопреки ожиданиям отказывается от каких-либо почестей. А в современной Украине от выгод и почестей не отказывались ни политики с номенклатурным или бизнесовым прошлым, ни политики с прошлым творческим или диссидентским. Такой отказ стал бы разрывом шаблона представлений об украинской элите.
Для Юрия Шухевича с его репутацией националиста и наследника своего отца это был бы двойной разрыв шаблона. Однако в прошлом он не раз делал шаги, на которые способен только гибкий политик. Например, на народном вече во Львове 22 сентября 2002 во время акции «Восстань, Украина». Тогда «Украинская правда» писала: «Шухевич, обращаясь к присутствующей общине, сказал, что перед необходимостью сбросить режим Кучмы правым силам надо забыть об идеологических расхождениях с коммунистами и социалистами. Шухевич, напомнил примеры антикоммунистов Черчилля и де Голля, которые нашли в себе силы объединиться с коммунистом Сталиным для спасения собственных наций. Он призывал принять Симоненко и Мороза во время их ближайшего визита во Львов как братьев-украинцев».
А сразу после победы Евромайдана 25 февраля Юрий Шухевич вместе с рядом львовских интеллигентов подписал обращение к Верховной Раде с призывом «уважать культурные и языковые потребности жителей востока и юга, чтобы они не чувствовали себя чужими в Украине». Там в частности говорилось: «Мы не должны навязывать дончанам или крымчанам галицкий образ жизни… Мы должны продемонстрировать принципиально новое качество Украины, который не будет искусственно делить своих граждан на различные сорта».
Но ответ на вопрос о том, почему Шухевич раньше был куда более гибким, чем сейчас, простой. В 2003-м они только боролись за победу своего дела, будучи в явном меньшинстве. Поэтому в те времена и родилась компромиссная мифология об УПА и второй мировой, отражением которой и является воображаемая речь, вложенная мной в уста Шухевичу. В феврале 2014-го им надо было закрепить успех, по возможности не выбалтывая на публику подобно Борису Филатову «А вешать будем потом». Но сейчас они считают себя победителями и им надо показать кто в доме хозяин, а это не показывают красивыми жестами. И благородства от победителей ждать напрасно. Ибо время благородных жестов ушло вместе с их неуверенностью в своем успехе.
Сейчас им надо делать иные жесты — в сторону самых нетерпеливых из своего лагеря. Ведь в чем смысл нынешнего переименования? В том чтобы показать: еще невозможное в декабре 2016-го (тогда переименование не удалось) сделалось возможным сейчас. А раз так, то не волнуйтесь — не будет со временем не только дня Победы над нацизмом, но и дня памяти и примирения. Ведь придуман этот день на самом деле временно, исключительно для того чтобы вытеснить 9 мая. А сыграв эту роль, праздник красного мака сыграет в ящик, ибо им нужно праздновать только день собственной победы, не знаю, правда, в феврале или в другом месяце.
И эта победа не предполагает примирения. Она предполагает только исправление и покаяние инакомыслящих вообще и оставшихся ветеранов в частности. Вроде того, что совершили лет 40 назад диссиденты. Тогда Виктор Некрасов в предисловии своему классическому роману «В окопах Сталинграда» писал что воевал за неправое дело, а генерал Григоренко выступал перед ветеранами СС «Галиция», как например 13 октября 1979 на их шестом съезде, когда говорил об Украине «остающейся под пятой оккупантов» и прославлял «братство дивизийников-солдат… которые.. должны были искать пути спасения для своей родины. Но к сожалению, их попытки не были удачными». Все эти слова стали были первыми шагами по дороге, ведущей на проспект Шухевича.
Но не слишком ли рано они радуются? Вечером 5 июня петиция против переименования проспекта Ватутина набрала на сайте Киевсовета уже 2500 подписей. Это всего за три дня с небольшим после своего создания. Осталось собрать втрое больше подписей, но на это есть еще 86 дней. И с нынешними темпами 10 тысячный порог, необходимый для официального рассмотрения петиции, должен быть преодолен досрочно. Это конечно хороший сигнал неравнодушия киевлян. Однако рассмотрения петиции никак не означает ее удовлетворения. С нынешним составом Киеврады отмена переименования выглядит невозможной.