Ежедневные актуальные новости

Этично ли выслеживать Игоря Сечина на итальянском курорте

Этично ли выслеживать Игоря Сечина на итальянском курорте

«Ну и стрельба, браток, прямо как на фронте», — улыбающийся человек в военном кителе с орденом Отечественной войны на груди появляется перед стоящим в оцеплении молодым муровским оперативником. Милиционер — совсем недавно с фронта, человек с орденом на груди для него безусловно свой, и мы знаем, что он сейчас пропустит его через оцепление, даст ему уйти, а потом еще будет три серии, в которых хорошие парни всем уголовным розыском будут ловить того плохого с орденом, потому что и орден на самом деле не его, и китель он носит не по праву, и вообще он не фронтовик, а, наоборот, опасный бандит Фокс. 

Чтобы пересказать эту сценку и процитировать реплику про стрельбу, мне не понадобилось пересматривать нужный фрагмент популярного советского сериала или сверяться с книгой.

«Место встречи изменить нельзя» — та часть национального культурного наследия, которой повезло пройти по категории «все знают наизусть» наряду с еще несколькими фильмами и тремя художественными книгами. Мы видим актера Белявского с орденом, мы знаем, что он сейчас скажет «ну и стрельба, браток», и мы знаем, чем все это кончится. Без этого фильма, и в том числе без этой сцены, мы, конечно, все были бы совсем другими, не такими, как сейчас.

Не хочется срываться в совсем уж школьное сочинение, но, кажется, все-таки надо — да, у Шарапова здесь сработал вполне естественный для хорошего и порядочного человека рефлекс, он увидел своего, он пошел ему навстречу, он купился на знакомые черты, на китель и орден, и он остался в дураках, потому что этот рефлекс часто бывает опасен, им умеют пользоваться плохие люди, и это обстоятельство надо всегда учитывать — конечно, не впадая в совсем уж безумную паранойю, но все равно надо. Надо быть сильнее этого рефлекса, не все люди заслуживают доверия, не все люди такие же, как мы, даже если они носят боевой орден и говорят на нашем языке.

Очередной случай срабатывания этого рефлекса у слишком многих хороших людей — случай на итальянском курорте Мерано, когда Ксения Собчак встретила там Игоря Сечина, потом рассказала об этом на «Дожде», и многие хорошие люди подумали — ну, это уже слишком, частная жизнь, человек на курорте, зачем к нему приставать, зачем об этом рассказывать, и вот если бы к вам в санатории подошла Собчак и стала бы что-то спрашивать — вы бы как к этому отнеслись? Собчак даже попыталась предусмотреть такую реакцию, она обратила внимание на самолет «Роснефти» в местном аэропорту и предположила, что Сечин формально был в командировке, то есть это уже не частная жизнь, а по всем признакам общественно значимое событие и даже, может быть, коррупция. Судя по тому, что Собчак все равно ругают, страховка с самолетом не сработала, но на самом деле и самолет ведь не имеет никакого значения. Командировка или не командировка — это в любом случае Сечин.

Главный человек российского чекистского капитализма, главный герой любого путиноведческого текста с начала нулевых и до наших дней, верховный нефтяник, фигурант множества феерических сюжетов от ареста Улюкаева до сжигания тиражей газет с публикациями о нем, друг Уго Чавеса и Рекса Тиллерсона, да и вообще титулы неважны — это Сечин, просто Сечин, и он работает Сечиным круглый год двадцать четыре часа в сутки. Он остается Сечиным, и когда пьет детокс-чай, и когда спит, и когда путешествует на яхте, о которой суд запретил писать, и когда сидит в туалете — всегда, всегда.

Читать также:
Сталинградская битва: воспоминания участников войны

Его так называемая частная жизнь — это по многим причинам важнейшая часть жизни страны. Когда он простужается, кашляют в Нефтеюганске. Когда он злится, дрожат в Каракасе. С его кардиограммой колеблется цена на нефть, а с ценой на нефть в России колеблется все. Вот такой это серьезный человек, таких людей на всей планете — единицы, и все, что может быть связано с таким человеком, представляет безусловный общественный интерес. Его здоровье, его физиология, его привычки, его женщины, его имущество, о котором нельзя писать в газетах, его зарплата, о которой тоже нельзя писать, его настроение, его сон, его питание, его чайник с очищающим чаем — все. Нельзя понять, как устроена сегодняшняя Россия, не зная, что происходит у Сечина.

Разумеется, он сам это прекрасно понимает, он сознательно скрывается от нас, он никогда сам ничего не покажет и не расскажет, и тем обиднее, что редчайший случай везения, когда Собчак заметила его возле лечебного итальянского чайника, становится поводом для выяснений и поисков пределов журналистской этики и границ частной жизни. А ведь спорить тут не о чем, этика отношений обычных людей с Сечиным может быть только одна — показывать на него пальцем и кричать «Смотрите, Сечин!», не делая вида, что перед нами обычный живой человек с обычными человеческими свойствами, такой же, как мы.

Ксения Собчак рассказала, что Игорь Сечин летал на самолете «Роснефти» на детокс-курорт

Нет, нет, нет, он совсем не такой же. Он живет в своем мире, живет по своим законам (просто представьте — вот он случайно, не дай Бог, собьет кого-нибудь на машине или зарежет в пьяной драке; вы думаете, он сядет? Вы думаете, вы об этом вообще когда-нибудь узнаете?), он презирает нас и ненавидит нас, и мы бы тоже, наверное, могли его просто презирать и ненавидеть, если бы на него не замыкалось слишком многое в российском государстве. Расскажите о том, что он такой же, как мы, Ходорковскому, отсидевшему десять лет, или Улюкаеву, только заночевавшему за решеткой, но фактически расплатившемуся своей министерской судьбой за даже не конфликт, просто за недопонимание с Сечиным. Да даже не знаменитостям, а просто случайному нефтянику во владениях «Роснефти» расскажите, что Сечин — такой же, как все, и что он имеет право на личную жизнь.

Не имеет он этого права. Давите в себе этот шараповский инстинкт при виде Фокса — перед вами существо совсем другого, чем вы, свойства, устройства, морали, культуры, воспитания и всего на свете. Ловите его за чайник, следите за его самолетом — он все равно от вас скроется, но вы хотя бы будете знать, куда он скрылся, чтобы понимать, с какой стороны ждать угрозы завтра.